26 сентября идем в театр!
20 September 2013
Репетиция в темноте, или «Все отдаемся Огюсту Родену»
19 November 2013

"Фестиваль в Литве, все подробности"

7 November 2013 | Елена Тищенко

Чему мы научились на Interramp’е – обзор фестивальных спектаклей. Часть 1 – «Пер Гюнт»

Поездка на Международный театральный фестиваль Interrampa в Литве – это не только симпатичный Рокишкис, вкусный сыр и зажигательные народные танцы. Это еще – а точнее, прежде всего – замечательные, вдохновляющие, необычные спектакли, впечатлениями о которых мы с вами с радостью делимся в нашем дневнике.

За полтора дня пребывания на фестивале нам удалось посетить лишь пять спектаклей, поскольку во время остальных мы готовились к своему выступлению. Из этих пяти два были пластически-звуковыми (спектакли Молодежного театра Клайпеды), а остальные – «классическими» разговорными с крепкой драматургической основой.

Как же мы смотрели такие спектакли, спросите вы, не зная литовского  и латышского языков?

В том-то и прелесть языка театрального, что он универсален: энергетика, переживания и чувства героев считываются независимо от того, на каком языке идет постановка. Конечно, если спектакль сделан хорошо и роли в нем сыграны с полной отдачей. Как было, например, в постановке «Малыш» Народного театра Рокишкиса, в финале которого многие зрители рыдали – и я в том числе, настолько сильным был энергетический и эмоциональный посыл актеров. Но обо всем – по порядку.

В первый день на малой сцене фестиваля Рижский театр “Vinnie” (судя по составу актеров – молодежный) показывал свою работу по пьесе «Пер Гюнт» Генрика Ибсена (режиссеры –  Inguna Gremze и Karina Sislo). Постановщики сократили пьесу и количество действующих лиц до необходимого минимума, сделав фокус на первой половине приключений главного героя и финале, из всей сценографии поставили на сцене пару лавок, а персонажей нарядили в стилизованные под эпоху и место действия наряды.

В этой по всем параметрам традиционной, неспешной, местами провисающей по темпоритму постановке последовательно рассказывается история превращения мечтателя Пера в циничного, побитого жизнью человека.

Актеру, в целом, удалось передать два этих противоположных состояния, хотя,конечно, юношеский задор и максимализм, видимо, в силу возраста, ему удались больше.

Врун Пер, хулиган Пер, посадивший матерь на крышу, Пер, уведший со свадьбы чужую невесту, становится другим лишь при встречах с Сольвейг. 

Эту героиню режиссеры увидели совершенно чеховской барышней в сером под горло платье, так не вписывающимся в общий визуальный ряд. Но и платье, и поведение будто подчеркивали её исключительность на фоне простых деревенских девок. Такую девушку Пер точно никогда ранее не встречал. И знакомятся герои тоже совершенно по-чеховски: на скамейке, где она читает то ли просто книгу, то ли Библию. Впрочем, тема спасительной любви была заявлена, но главной в постановке не стала.

Пер, как мы знаем, украв чужую невесту, вынужден бежать из деревни. На своем жизненном пути он проходит через разные испытания, но наиболее красочно в спектакле показано пребывание главного героя у троллей.

Тролли-байкеры, в черном, в кожанках, с вызывающим поведением – таким увидели авторы спектакля мир нечисти. Тролли швыряют Пера на колени, душат цепями, в общем, издеваются над ним так, как бы издевались над своим врагом самые настоящие злодеи из современных фильмов.

Кстати, в пьесе Ибсена один из троллей объясняет Перу, что якобы безобразный мир троллей только выглядит таким, из-за дефекта человеческого взгляда на жизнь. Если же, сделав операцию, перекосить глаз, то вместо черного будет видеться белое, вместо безобразного – прекрасное и т.д. Чем не замечательная аллегория к современным трансформациям человеческой души под давлением славы, власти, денег или просто моды?

Стоит отметить, что если по отдельности такие контрасты в стилистике (деревня – чеховская девушка – байкеры) кажутся логичными, в общей канве спектакля они не выглядят обоснованными, «рвут» восприятие, как если бы в «Аиде» вместо чудесной оперной арии вдруг был бы вставлен номер из Comedy Club.

Пережив многое, Пер возвращается в родную деревню полностью изменившимся (да, да, в спектакле мы это увидели). Он уже не тот легкий мальчик, у него самого есть сын от дочери короля троллей, его мать умерла. И лишь светлая Сольвейг своей верой и любовью дарит Перу новый шанс на будущее.

Что же, подведем итоги? 

Безусловные достоинства спектакля: история была рассказана, Пер прошел непростой путь личностной трансформации, ансамбль молодых актеров сыграл неплохой спектакль.

Обратная сторона медали: местами было скучно, эмоциональный язык провисал, кульминация не прочувствовалась, а незнание латышского не давало получить удовольствие от речи.
Чему научились:
еще раз убедились, что не декорации как таковые делают театр;
стилистические контрасты, если это не спектакль в стиле пэчворк, должны быть оправданными;
персонаж только тогда интересен, когда он выходит одним, меняется в процессе спектакля и уходит совершенно другим.

Чему мы научились на Interramp’е – обзор фестивальных спектаклей. Часть 2 – «Малыш»

Давайте немного поиграем. О чем, как вам кажется, может быть спектакль под названием «Малыш»? Подскажу – о Карлсоне в пьесе ни слова, да и не сказка это вовсе. Еще варианты? Угадали!

Написанная почти вся в форме переписки пьеса литовского драматурга Марюса Ивашкявичюса – о семье, о доме, о котором мы так мечтаем и которого часто сами себя лишаем, о неумении строить свое человеческое счастье. Да, на первый взгляд мы увидим внешнюю причину, скажем, войну, но, приглядевшись, поймем, что не обстоятельства, а мы сами, своими поступками или бездействием, каждый день строим любовь – или убиваем её.

Спектакль «Малыш» во второй день фестиваля представили на большой сцене хозяева – Народный театр г.Рокишкис(режиссер-постановщик – Eligijus Daugnora, художник – Sigitas Dascioras).

Литовца-отца во время войны советские войска депортируют в Сибирь (литовцы, как мы помним, всегда видели в Советском Союзе оккупанта), в Литве у него остается маленькая, наивная дочь Сильвия. В Сибири его «подбирает» и пригревает простая русская женщина Настя, 18-летний сын которой – Леня, или Малыш, возвращаясь на фронт, заезжает в Литву, чтобы познакомиться с Сильвией. После войны образуются две пары – отец и мать в Сибири, их дети – в Литве. Казалось бы, чем не хороший финал истории? Как бы не так.

Художник выстраивает на сцене три визуально отделенных пространства: слева на авансцене – Сибирь (стол, стулья, радио), справа – Литва (еще один стол, табуреты, шкафы), а между ними в глубине сцены – двухъярусная койка-поезд между этими далекими мирами. Костюмы – самые бытовые: платья военных лет, гимнастерки, шапки-ушанки, но в этой истории они не важны, важны – отношения.

«Малыш» Леня, которого мать в начале спектакля вычитывает за то, что вместо заданного на уроке дома он нарисовал забор, а надо ведь было рисовать дом, на самом деле – грубый, несердечный, наглый пацан. В свои 18-ть он вычитывает и дает указания бродящему под окнами литовцу, по-хозяйски вваливается в дом к Сильвии, без спросу остается жить у неё после войны, помыкает ею, грубит, бьет, насилует. Впрочем, он не злодей из трагедий Шекспира, просто – маленький злой человечек, таким уж получился.

Его письма мать Настя ждет с каким-то безумием, хоть и отогрев литовского учителя ей становится не так одиноко. Впрочем, их отношения до самого финала остаются односторонними – Настя его кормит, поит водкой, тащит в кровать, водит в кино, может, любит его уже, а отклика-то нет. И получается, что дыра в душе, как ни затыкай её, сквозит. 

По задумке драматурга, русские персонажи говорят на русском языке, литовские – на литовском. И если отец еще и знает русский и может говорить с Настей, то по-детски открытая Сильвия Леню совсем не понимает, как и он её. Они оценивают друг друга по поступкам, что для людей из разных культур, разного воспитания, разного склада оказывается губительным. А мысли героев, которыми они делятся в письмах со своими далекими близкими, зачастую их поступкам противоречат. И от этого конфликта зрителю становится еще больнее.

Отец после депортации прагматично искал в Сибири три вещи, чтобы наконец-то согреться: шапку, шубу и любовь. Все это ему дала Настя, а оказалось мало. Прилипнув к радио, он все пытается выслушать что-то, оставленное, потерянное в далекой Литве. Инфантильный, не от мира сего, он несчастлив сам, а потому и русской Насте может подарить только поддельную любовь, но уйти от неё он тоже не способен. Жалуясь на питание, отец пишет дочери, что если та ест белый хлеб и отлично себя чувствует, то это и есть – счастье.

Сильвия, не очень-то и повзрослев после отъезда отца, спрятавшись под столом, спасается от немцев. А вот от Лени ей спастись не удается. Она не понимает, кто он, почему пришел, почему остался. Сытость и здоровый мужик в доме, пусть пьющий, пусть грубый – не её критерии счастья. Хрупкая, наивная, она его терпит, терпит, молчит, жалуется, все пишет и пишет отцу, а потом, враз, как спичка вспыхнув после изнасилования, взрослеет и убивает своего мучителя. А счастье было так возможно…

Игру актеров описать сложно, прежде всего, потому, что ты не видишь – вот он, актер, а вот он, его персонаж. Были персонажи, были их чувства, боль, отношение к происходящему, поступки, актеров – не было. До сих пор помню каждого персонажа по той энергетике, которая от него шла, у каждого – своя, у каждого – немного больная.

Режиссер поставил очень тонкий, тихий и точный спектакль, не отпускавший ни на минуту во время действия и заставивший зависнуть в раздумьях после. И только в самом финале, почти полностью повторяющем начало, идея спектакля как безумно острая бритва беспощадно режет зрителей по сердцу: «Малыш, почему ты рисовал забор, если сказали рисовать дом? Дома за забором не видно? В следующий раз, когда скажут рисовать дом, ты должен рисовать дом!». 

Подведем итоги?  

Безусловные достоинства спектакля: потрясающее эмоциональное переживание, заставляющее задуматься над ключевой идеей и своими отношениями; сообщение попало точно в цель.

Обратная сторона медали: несоответствие действий и речи отца и дочери пришлось восстанавливать по рассказам рокишкинцев.

Чему научились:
когда артист сливается со своим персонажем, отдает ему всю свою энергию, это становится настоящим ключом к вере со стороны зрителей;
хороший спектакль может родиться из любой литературной основы, в том числе, из пьесы в форме переписки;
эстетически красивая картинка обогащает восприятие и отнюдь не отвлекает даже от самых глубоких сцен.

P.S. Кто бы еще дал почитать пьесу полностью на русском языке…